Николай Глазков
Пускай нам живописец не знаком,
Он требует подхода осторожного -
И мы его работу назовем
Картиной неизвестного художника.
Он числится в музее, как и тот,
Который славен именем и отчеством.
Его изобразительных работ
Никто не назовет народным творчеством.
Льет на землю скупые лучи
Завихренное тучами небо,
И художник Сережа Тучнин
Пишет церковь Бориса и Глеба.
В день такой же, студеный и хмурый,
Без оттенков благой синевы,
В этой церкви молился князь Юрий —
Удалой основатель Москвы.
Каждый день
Это жизни модель.
Пробужденье -
Рожденье.
Утро -
Детство и юность,
Мудро
За утро волнуюсь.
От Аляски Родина до Польши -
Вот она какая, наша Русь.
У нее одна Камчатка больше,
Чем вся Дания и Бенилюкс.
Есть у нас просторы Казахстана,
Есть и горный и степной Алтай.
Хорошо трудиться неустанно:
За неведомым бредущие,
Как поэты, сумасшедшие,
Мы готовы предыдущее
Променять на непришедшее.
Не тужи о нас. Нам весело
И в подвале нищеты;
Неожиданность инверсии
Желанная весна проходит,
Ее закаты догорят...
Но лето славное приходит,
Ему я тоже очень рад.
Его светлейшее сиянье
Ласкает воды милых рек,
И радуются россияне,
В стародавнее время
В домосковных лесах
Жили древляне - свободное племя,
Что никому не платило ясак.
Древность и дерево слиты корнями:
Было "древность" и "древо"...
Вместе с деревьями жили древляне -
Ночь. По эфиру, народы радуя,
О мире миру вещает радио -
И от рассвета до салюта
Победа эта звенит повсюду.
На радость людям небо в алом
Гремит салютом небывалым!
Дорога полудикая
Ухабиста зело -
И "газик" наш, подпрыгивая,
Вздыхает тяжело.
Баранку крутит Леша
Не покладая рук.
Причудливо взъерошен
Когда я шел и думал - или-или,
Глухонемые шли со мною рядом.
Глухонемые шли и говорили,
А я не знал - я рад или не рад им.
Один из них читал стихи руками,
А два других руками их ругали,
Но как глухонемой - глухонемых,
Героев рождает горе
С его положеньем скверным:
Достаточно было героев
В безрадостном сорок первом!..
Увы! Одного героизма
Для веской победы мало -
Потребовались механизмы
Осмысленного металла.
Вы, которые не взяли
Кораблей на абордаж,
Но в страницы книг вонзали
Красно-синий карандаш.
Созерцатели и судьи,
Люди славы и культуры,
Бросьте это и рисуйте
